Легенды о призраках (сборник) - Страница 104

К оглавлению

104

Кэмпбелл – писатель, чье творчество отличается неизменно высоким качеством, несмотря на то, что пишет он очень много. Его влияние на жанр ощущается уже в течение нескольких десятилетий, практически со дня первой его публикации (в молодости, в самом начале писательской карьеры, он сам был слишком подвержен влиянию Лавкрафта), и его новые произведения тоже не остаются незамеченными читателями и критиками. Действие многих его рассказов происходит в Англии.

Джо Лансдэйл
Складной человек

Они возвращались с вечеринки, посвященной Хеллоуину, и уже давно сняли свои маски. Кроме Гарольда, никто не пил, да и он был не настолько пьян, чтобы ничего не видеть вокруг себя, – лишь настолько, чтобы почти лежать на заднем сиденье и по какой-то неизвестной причине повторять клятву верности флагу, которую он толком не помнил. Он вставлял ее в куплеты государственного гимна, а когда тот закончился, принялся горланить клятву бойскаута – он успел ее выучить до того, как его выперли из организации за поджог соседского сарая.

Несмотря на то, что Уильям, сидевший за рулем, и Джим, сидевший впереди рядом с ним, были совершенно трезвыми (как и положено баптистам), они тоже находились в состоянии послепраздничной эйфории. Они кричали, свистели и размахивали руками, а Джим спустил штаны и показал задницу черной машине с монахинями, которую они как раз обгоняли.

Странно было видеть такую машину на дороге. Джим не мог определить ее марку. У нее был какой-то зловещий вид. Она напомнила ему автомобили из старых фильмов – на таких, визжа шинами на поворотах, ездили гангстеры. Только эта была еще больше, с широкими окнами, через которые он видел монахинь – ну или, по крайней мере, мог различить, что это монахини: в машине словно расположилась целая стая пингвинов.

А произошло это так. Они нагоняли черную машину, и Джим сказал Уильяму:

– Дружище, давай к ним поближе, я им сейчас жопу покажу.

– Но они же монахини!

– Вот в этом-то и прикол, – сказал Джим.

Уильям повернул руль вправо, а Гарольд на заднем сиденье завопил:

– Большой Каньон! Большой Каньон! Покажи им Большой Каньон… Слушайте, а вы видите…

Джим спустил штаны и забрался с ногами на сиденье, так, чтобы его задница оказалась напротив окна. Когда они проезжали мимо монахинь, Уильям нажал на кнопку, и стекло опустилось. Джимова задница вывалилась наружу – торчащая из окна подрагивающая луна.

– Они смотрят? – спросил Джим.

– Смотрят, – сказал Уильям. – Только они, похоже, не очень-то удивились.

Джим натянул штаны, сел нормально и посмотрел в окно. Точно, совсем не удивились. Затем произошла странная вещь: одна из монахинь показала ему средний палец, остальные последовали ее примеру.

– Ни фига себе! Вот это монахини, – воскликнул Джим.

Теперь он смог их хорошо рассмотреть – фары выхватили из сумрака их лица, уродливые, как смерть от заразной болезни, и суровые, как погодные условия. Особой красотой отличалась та, что сидела за рулем. От такого лица часы остановятся и пойдут в обратную сторону, а дерьмо поползет вверх по кишкам.

– Ты это видел? Они мне палец показали, – сказал Джим.

– Видел, – кивнул Уильям.

Гарольд наконец вспомнил все слова гимна и теперь самозабвенно пел его, после последнего куплета без всякой паузы переходя снова к первому.

– Во имя всего святого, – взмолился Уильям. – Гарольд, заткнись.

– Знаешь что, – сказал Джим, глядя в зеркало заднего вида. – Кажется, они поехали быстрее. Они нас догоняют. Черт, а вдруг они наш номер хотят записать? А вдруг уже записали? Если они позвонят в полицию, моей провинившейся заднице не поздоровится.

– Ну, если они еще не записали номер, – сказал Уильям, – то и не запишут. Моей детке есть что показать.

Он надавил на педаль газа. Машина зарычала, будто ей не понравилось такое обращение, и рванулась вперед.

– Эй, да вы обалдели, что ли?! – завопил Гарольд с заднего сиденья.

– Пристегнись, раззява, – сказал Джим.

Машина Уильяма пожирала дорогу. Она взлетела на холм и нырнула вниз, словно дельфин, катающийся на океанской волне. Джим подумал: «Пока, пингвины», – и посмотрел назад. Автомобиль с монахинями был уже на гребне холма, его фары злобно сверкнули. Он набирал скорость и двигался почти неуловимыми для глаза рывками, как будто исподтишка воровал пространство.

– Вот это да! – удивился Уильям. – А их катафалк тоже кое-что может. Эти тетки неплохо жмут.

– Какая у них машина? – спросил Джим.

– Черная, – сказал Уильям.

– Ха! Тоже мне знаток.

– А ты сам-то знаешь?

Джим не знал. Он снова посмотрел назад. Машина с монахинями была уже близко: черный, блестящий под луной зверь на колесах нависал над машиной Уильяма, его фары заливали салон ярким белым светом. Джим ощущал себя рыбкой в аквариуме, который поставили посреди театральной сцены.

– Да что у них там под капотом?! – воскликнул Уильям. – Гипердрайв?

– Эти монахини, – сказал Джим, – они, похоже, серьезно настроены.

– Поверить не могу. Они у меня на бампере сидят.

– Притормози. Это заставит их сбросить скорость.

– Нельзя – слишком близко, – проговорил Уильям. – Как бы кишки по дороге не размазать.

– Разве монахини так могут поступать?

– Эти могут.

– А! – сказал Джим. – Я понял. Хеллоуин. Это не настоящие монахини.

– Тогда давайте зададим им жару! – крикнул Гарольд и, когда монахини стали обгонять их справа, опустил окно. Стекло на машине монахинь тоже ушло вниз, Джим повернулся посмотреть – монахиня и правда была уродливой, даже еще уродливей, чем он думал. Она выглядела не очень-то живой, и ее одеяние было не черно-белым, а лилово-белым. Или это так казалось из-за лунного света и света фар. Губы монахини разошлись, открывая зубы – длинные и такие желтые, как будто она смолила сигареты десять жизней подряд. Один ее глаз был похож на протухшую фрикадельку, а ноздри смотрели вперед, словно пятак у свиньи.

104